В утробе матери разговаривают два младенца, которым вот-вот предстоит появиться на свет. Они, ясное дело, близнецы, но между ними имеется небольшая разница: один из них — верующий, другой — нет.
— Как ты думаешь, есть ли жизнь после родов? — спрашивает неверующий младенец.
— Конечно же, — отвечает верующий. — Все давно знают, что жизнь после родов существует. Мы с тобой здесь только для того, чтобы вырасти, стать сильными и приготовиться к той жизни, которая нас ждет потом, после родов.
— Как ты можешь нести такую чушь? Никакой жизни после родов нет и быть по определению не может! Разве может здравомыслящий, живущий здесь младенец представить, как можно жить после родов?
— Я не знаю точно, но я почему-то верю, что там будет много света, и что мы, наверное, будем сами ходить, сами о себе заботиться и даже есть своим ртом.
— Полная ерунда! Ты когда-нибудь видел, чтобы кто-нибудь сам ходил и ел своим ртом? Это же вообще смешно! Вот, у нас здесь есть пуповина, через которую мы получаем все необходимое. Именно потому, что пуповина короткая и она обязательно оборвется после родов, жизнь там, после родов, невозможна. Ведь нас уже никто не будет питать на том свете!
— Я верю, что на самом деле это возможно. Просто, все будет выглядеть по-другому и непривычно для нас. Поэтому трудно представить все в деталях.
— Хорошо, но если жизнь после родов существует, почему же тогда еще никто не пришел к нам и не рассказал, как там на самом деле обстоят дела? Жизнь должна прекратиться родами. Здесь темно, но сытно, а там, даже если и светло, то страшно, потому что о жизни после родов неизвестно ничего. И вообще, жизнь — это вечное страдание в темноте, но другого нам не дано.
— Нет, нет! Я все равно уверен в своих предположениях. Я не знаю, как будет выглядеть жизнь после родов, но в любом случае мы увидим свою маму, которая непременно позаботиться о нас.
— Маму?! Ха-ха-ха. Ты веришь в маму? Ну и где же она находится сейчас?
— Она везде вокруг нас. Мы постоянно в ней пребываем, благодаря ей живем, двигаемся и даже ведем эту беседу. Без нее невозможно представить себе наше нынешнее существование.
— У-у-у-х! Ну полная ерунда! Я никогда не видел никакой мамы, поэтому здравый смысл говорит только о том, что ее просто нет и быть не может!
— Не могу с тобой согласиться. Ведь иногда, когда все вокруг затихает, можно услышать как бьется ее сердце. А однажды я даже слышал, как она поет, почувствовал, как она видит тот мир. Я верю, что самая настоящая жизнь начинается только после родов. Неужели ты ничего такого не чувствовал никогда?
— А что я, мне и тут хорошо. Вот устроиться бы еще поудобнее, а там будь что будет. Кстати, все эти звуки, которые ты слышал — всего лишь законы этого мира. А то, что ты почувствовал, всего лишь твои выдумки.
— Но мир сам по себе не может так красиво петь. Ты только вслушайся, какие ласковые слова у той песни, послушай, как мама зовет нас с любовью.
— А что такое любовь? Живу я здесь, ладим мы друг с другом, и то хорошо. Не думаю обо всякой ерунде, чего и тебе советую.
— Жить, конечно, здесь можно. Можно долго ползать в темноте и не испытывать физических страданий. Но я говорю о том свете, который мы увидим, когда придет время, когда мы, появившись на свет, сначала заплачем из-за того, что причинили нашей маме боль, но затем мы вольемся в совершенно новый мир.
— Ха! Вот видишь, что уготовила нам мама — плач и боль! И ты считаешь. что я должен еще благодарить ее за это? Нет уж, я все сделаю, чтобы пробыть тут как можно дольше. А если ты будешь мне мешать, то попрошу тебя отсюда, к своей, как ты сказал, «маме».
— Но боль и крик придаст нам силы выжить на том свете.
— А зачем мне такой свет, чтобы я еще ради него выживал?
— Чтобы затем жить долго, может быть бесконечно долго, не умирая никогда. Ведь не думаешь же ты, что мама выхаживала нас для того, чтобы мы умерли? Я твёрдо верю, что наша настоящая жизнь начнётся только после родов.
