Пока человек находится у руля, мы его превозносим. Как только он «пост сдал», поносим последними словами. Этой участи не избежали ни Хрущёв, «награждённый» кличкой «кукурузник», ни Брежнев, ставший героем сотен анекдотов, ни Горбачёв с Ельциным.
Отношение человека к человеку можно разделить на две разновидности: аристократическая, благородная, и подлая, низкая.
В первом случае если человеку говорят хорошее в лицо, то за глаза говорят ещё лучше. А если за глаза говорят плохо, то в лицо говорят ещё хуже. Но благородных людей мало.
Во втором случае человеку говорят в лицо всё самое хорошее, а за глаза — всё самое плохое. Вторая разновидность характернее для отношения российского человека к власти.
Если мы возьмём тысячелетнюю историю Российского государства и тем самым российской власти, то обнаружим, что, вспоминая бессмертное творение Рафаэля Сабатини «Одиссея капитана Блада», «подобно большинству смертных, менее всего капитан Левассёр интересовался правдой о себе».
То есть власть не то чтобы не приветствовала критику в свой адрес, но иной образ высказываний, кроме восторженного в адрес власти, этой властью просто не понимался, не воспринимался и был чреват скверными последствиями для охамевших подданных. Мы не можем себе представить, чтобы, начиная с Дмитрия Донского, человеку русскому было возможно критиковать великого князя.
Мы не можем себе представить, чтобы русский человек критиковал царя (всем привет от Ивана Грозного!). Владимир Ильич Ленин подвергался критике, и критиковавшие вскоре были повешены, расстреляны, изгнаны, сосланы в страшные заполярные дали. В результате 30-летнего правления тов. Сталина граждане и помыслить боялись даже в кругу своей семьи сказать о великом вожде что-то плохое.
Эта традиция сложилась в некий генетическо-социальный стереотип. Но поскольку человеку претит говорить одно, а думать другое, это его сильно унижает и в результате ведёт к неврозу. Это развивает крайне ущербный комплекс неполноценности. И поэтому когда власть не может слышать человека, то наедине с собой, по дороге, в сортире или в пустыне, он говорит власти всё, что о ней думает, и сулит ей всё, что желает.
Если бы с властью произошло всё, что желает ей народ (когда этот народ невидим ею и неслышим), то я подозреваю, что изобретатели христианского ада были бы устыжены в своём гуманном скудоумии.
Но когда старая власть заменяется новой, то эта новая по элементарному закону желает казаться народу хорошей. Эта новая точно так же ненавидит старую, как и весь народ. Потому что она когда-то тоже заискивала перед старой. И новая власть отрицает старую. Это началось с марта 1917 г., когда сначала отвратительным и плохим стал отрёкшийся царь, потом — Временное правительство.
Потом произошла интереснейшая трансформация с героями революции — когда при тов. Сталине все герои той самой революции были объявлены мерзавцами, негодяями, шпионами и предателями рабочего дела. Не так-то просто было создателя Красной армии и первого соратника Владимира Ильича Ленина тов. Троцкого объявить негодяем, а «троцкизм» — термином крайне неясным, но воплощающим всё плохое. Развенчание Сталина произошло болезненно. Но Н. С. Хрущёв глубоко ненавидел Сталина по личным причинам, а кроме того, хотел укрепить собственную власть и списать на мёртвого льва все грехи.
Точно так же, свергнув его, списали и на Хрущёва грехи. Ну, над Брежневым просто посмеивались, ну, когда Ельцина пытались отрешить от власти, он чуть ли не официально стал «алкоголиком» и «разрушителем страны». И этот процесс бесконечен...
Не любя ушедшую власть, ненавидя её, глумясь над нею, издеваясь над нею, народ сводит с нею счёты, когда она ему уже не грозит. Он подобен маленькой собачке, которая, трясясь от страха, вжимается в стену, когда мимо проходит страшная кавказская овчарка. Но, когда эта овчарка скроется за углом, маленькая собачка просто заходится злобным лаем — она излаивает всё своё негодование и всю свою ненависть.
Вот это происходит с нами. Живой лев заставляет нас трястись. Зато уж мёртвого мы пинаем. И власть не хочет делать из этого элементарного вывода. Если ты не позволишь себя критиковать, пока ты — власть. Если ты не позволишь делать себя сменяемой конституционным образом, пока ты — власть.
Если ты обрубишь обратную связь с народом, то будет всё без публичной ругани при твоей жизни. А после — как ты народу аукнешься, так он тебе и откликнется. Ты его затыкаешь, но он на тебе оттопчется, когда ты сдохнешь: разобьёт твои статуи, изгадит твою могилу, покроет позором твоё имя. И тебе следует знать, что в вечности тебе соорудят такой памятник, что твои потомки будут стыдиться родства с тобой.
